Пронзи криком крыла небо, взгляни в очи Светилу!
О Феникс, взойди по древней тропе…
- Какая старая молитва. Но вновь по тропе стучит только мой сухой посох, уже не так быстро поднимают меня мои ноги. Я стал стар, Феникс… совсем стар…
Одинокий жрец покачал головой. Жилистые, иссушенные временем руки подняли каменную чашу с водой. На дне ее, как и вчера, как и годы назад сиял золотой самородок. Старик вынес чашу из пещеры и лучи солнца заиграли веселым огнем на округлых краях кусочка желтого металла. Ветер был необычайно мягок в это утро… жрец улыбнулся. Так, как мог улыбаться только проживший долгую, длинную жизнь человек. Солнце давно уже взошло, но не слепило глаз. И в высоте гор воздух оставался душистым, он не резал легких. В голове было ясно, на душе легко… в это утро.
Жрец начал молиться. Тихо, как в теплые дни шептали листья в лесах. Минуты ли прошли, час – не важно. Время словно не существовало возле священной пещеры, над облаками в горах. Закончив молитву, старец понес чашу обратно. По какой-то необъяснимой причине самородок теперь излучал мягкий золотистый свет. Жрец взял лоскут влажного шелка и стал осторожно протирать то, что хранил вот уже всю жизнь – сначала вместе с отцом, потом и один. Рука простого человека коснулась скорлупы огромного яйца. Красный, зеленый, золотой… где-то белый, где-то синий. Цвета закручивались, не смешиваясь, в красивейший узор. Бывали дни, когда он казался жрецу переплетением лиан в великих Джунглях, временами он видел всполохи огня, чаще – далекое, ласковое море. Но каждый раз, вглядываясь в линии узора на скорлупе, он думал о том, что таилось внутри. Всю жизнь он отдал странному яйцу, хотя знал и страсти, и гармонии. Но каждый раз, возвращаясь в пещеру, он видел что-то новое: то золото манило к славе, то огонь поднимал вожделенный огонь. Когда вода приносила гармонию, тогда изумруд напоминал о мудрости.
Было ли оно живо? И не таился ли внутри несущий смерть демон? Старик не знал. Не раз спрашивал себя об этом, не раз отрекался от данного слова хранить яйцо Феникса. Но вновь и вновь возвращался в пещеру. Остыло сердце юноши, мужчина ослаб телом, и вот – у волшебного яйца стоял старик. Не имеющий ни сына, ни жены.
Жрец провел рукой по скорлупе. Сухая кожа зашуршала о неровную поверхность. Седые глаза бросили еще один взгляд на заветный предмет и старец собрался уходить. Но странное чувство остановило его на самом пороге. Словно что-то случилось… жрец замер. Зрачки расширились и сердце возбужденно застучало в груди - так, как это бывало в прежние годы.
- Спасибо, - голос прозвучал из-за спины, из глубины пещеры. Жрец не смел обернуться. Ему казалось, что он не достоин видеть говорящую с ним. Да, это был молодой женский голос. На плечо старца опустилась легкая рука и он вздрогнул. Повинуясь легкому движению, обернулся. Перед старцем стояла юная дева или же молодая женщина.
- Спасибо, - повторила она и тепло улыбнулась. Женщина подняла вторую руку и показала жрецу какой-то предмет. Это был самородок, он все так же сиял. Тут старец заметил, что сама женщина тоже светилась, а кожа имела золотистый оттенок. Волосы цвета красного дерева крупными локонами спадали до поясницы, одежды так напоминали узор… да, больше не было яйца. Жрец увидел это только теперь, но почему-то не почувствовал какого-либо ответа в сердце. Словно всю жизнь он ждал только того, как яйцо станет этой женщиной… а сколько раз он рисовал в воображение картины того, как с громом и молниями раскалывается скорлупа, как рушится гора, он падает в пропасть и перед смертью видит великолепного огненного орла, поднимающегося в небеса вместе с клубами дыма! Но не было ни грома, ни катастрофических разрушений. А только эта женщина тепло улыбалась, держа самородок в руке.
- Ты не узнаешь меня?.. прости.
Он ничего не понимал. Не понимал что за грусть в ее глазах, не понимал что же такое она говорит. Невольно он опустил веки. На доли секунды, но, подняв их, не увидел Феникса. «Я бредил?» - первая мысль пронеслась завитком ветра, но так же незаметно исчезла, как только жрец увидел ложе яйца пустым. Вздохнув, он закрыл лицо руками.
- Что?! – жрец вдруг почувствовал в себе перемену. Взглянув на руки, ощупав лицо, напряг мышцы и… понял, что стал молод. Так же молод, как и та женщина!
- Пойдем?.. – все тот же голос, но теперь со стороны выхода позвал жреца. Свет залил все вокруг и солнце поглотило мир. Жрец видел пламя, но не чувствовал жара… он оторвался от земли, поднял руки… руки ли?
- Кто ты? – осторожно спросил он, приблизившись к огненной птице.
- Тебя не удивит ответ, если я назову себя фениксом. Кто по-настоящему я… я твоя мать.
И больше ни разу не ступили на тропинку стоптанные сандалии, не ударил о землю сухой посох. Но поднялись в небо фениксы. Навстречу доброму, сияющему солнцу.
Love is the answer to all that I am (c)
PS: Мои же имена - Лесс(Лессера),Салайя,Талана(Лана Тэг)
Пронзи криком крыла небо, взгляни в очи Светилу!
О Феникс, взойди по древней тропе…
- Какая старая молитва. Но вновь по тропе стучит только мой посох, уже не так быстро поднимают меня ноги. Я стал стар, Феникс… совсем стар…
Одинокий жрец покачал головой. Жилистые, иссушенные временем руки подняли каменную чашу с водой. На дне её, как и вчера, как и годы назад сиял золотой самородок. Старик вынес чашу из пещеры и лучи солнца заиграли весёлым огнем на округлых краях кусочка жёлтого металла…
- …почему он такой, пап? – любопытные небесные глазки вглядывались в вёселую игру бликов.
- Какой, малыш? – послышался голос из глубины пещеры.
- Ну, живой! Он не похож на монеты.
Мужчина лет сорока вышел и подсел к мальчику. С минуту он смотрел в глаза сына, словно пытаясь найти в них что-то.
- Ты прав, мой мальчик, - он живой… - потрепав сынишку по волосам, он вернулся в пещеру, как-то странно улыбаясь…
…Ветер был необычайно мягок в это утро… жрец улыбнулся. Так, как мог улыбаться только проживший долгую, длинную жизнь человек. Солнце давно уже взошло, но не слепило глаз. И в высоте гор воздух оставался душистым, он не резал легких. В голове было ясно, на душе легко… в это утро.
…Пара камней с шумом покатилась вниз по тропе. Молодой человек чуть ли не бежал, его сердце бешено стучало, голову охватил жар. Он тяжело дышал, глаза застилала лёгкая тёплая пелена, но улыбка не сходила с губ жреца. Наконец, он достиг вершины, глаза его сияли.
…Жрец начал молиться. Тихо, как в тёплые дни шелестят листья в лесах. Минуты ли прошли, час – не важно. Время словно не существовало возле священной пещеры, над облаками в горах. Закончив молитву, старец понёс чашу обратно. По какой-то необъяснимой причине самородок теперь излучал мягкий золотистый свет. Жрец взял лоскут влажного шёлка и стал осторожно протирать то, что хранил вот уже всю жизнь – сначала вместе с отцом, потом и один. Рука простого человека коснулась скорлупы огромного яйца…
…Задержавшись на секунду в проёме, он крупными, но плавными шагами направился вглубь темной пещеры. Молодой жрец остановился у святилища и с минуту восхищённо смотрел на него, словно пытаясь что-то сказать или ожидая ответа. Наконец, он упал на колени и заплакал – радостными, благодарными слезами. Руки невольно протянулись к огромному яйцу и жрец обнял его, как старого друга, как того, кто точно всё знает и понимает. Молодой человек закрыл глаза, руки невольно поглаживали шероховатую поверхность…
…Красный, зелёный, золотой… где-то белый, где-то синий. Цвета закручивались, не смешиваясь, в красивейший узор. Бывали дни, когда он казался жрецу переплетением лиан в великих Джунглях, временами он видел всполохи огня, чаще – далекое, ласковое море. Теперь же белый стал сединой. Но каждый раз, вглядываясь в линии узора на скорлупе, он думал о том, что таилось внутри. Всю жизнь он отдал странному яйцу, хотя знавал и страсти, и гармонии. Каждый раз, возвращаясь в пещеру, он видел что-то новое: то золото манило к славе, то алый поднимал вожделенный огонь. Когда вода приносила гармонию, изумруд напоминал о мудрости.
…Жрец сидел на краю небольшой площадки у входа в пещеру и смотрел вдаль. Где-то там пел ветер и юные волны, смеясь, танцевали под его музыку. Кричали птицы, девы собирались на берегу, играли в песке дети. Сильные мужчины, вздорные мальчишки и бывалые старики шли в море, чтобы встретить восход в бездонной пустыне или ступить на чужую землю.
- Среди вас мог бы быть и я… - задумчиво протянул жрец. Теперь ему было тридцать пять лет – ровно столько, сколько и его отцу, когда он родился. Мужчина смотрел вдаль, но сердцем чувствовал немое присутствие того сильного Нечто, что держало его в невидимых цепях и не отпускало на волю…
Яйцо… было ли оно живо? И не таился ли за небесной красоты скорлупкой несущий смерть демон? Старик не знал. Не раз спрашивал себя об этом, не раз отрекался от данного слова – хранить яйцо Феникса. Но вновь и вновь возвращался в пещеру. Остыло сердце юноши, мужчина ослаб телом, и вот – у волшебного яйца стоял старик. Не имеющий ни сына, ни жены. Память, мудрость и ожидание смерти – вот, что осталось ему теперь.
Жрец провел рукой по скорлупе. Сухая кожа зашуршала о неровную поверхность. Взгляд седых глаз ещё раз упал на заветный предмет. Много ли, мало ли – человеческая жизнь – трудно сказать. Говорят, есть богачи, отдающие всё имение бедным. Люди почитают их святыми. Рассказывают об убийцах, уходящих в монастыри. Их ставят в пример великого покаяния. Есть отшельники, монахи, давшие обет молчания. К ним относятся с почтением. Это великие жертвы. Много ли, мало ли – человеческая жизнь? Жрец отдал её святилищу.
Старец собирался уходить, но странное чувство остановило его на самом пороге. Жрец не видел, но ощущал знакомое золотистое сияние. Словно что-то случилось… он замер. Всё было по-прежнему тихо, солнце всё так же ярко сияло в небе, камень проёма, которого по привычке коснулся старец, был обыкновенно тёплым. Несильный душистый ветер изредка залетал в пещеру, касаясь белых волос жреца. Несмотря на это, странное чувство нарастало, с каждым мгновением охватывая его всё больше и больше. Казалось, золотистое сияние можно почувствовать физически, коснуться его лучей – такими тёплыми, пронизывающими душу они были. Зрачки расширились и сердце возбужденно застучало в груди - как бывало это в годы молодости. Старец силился, но не мог понять происходившего – ни мудрость, ни опыт, ни знания не давали ответа. Однако он уже задышал чаще, по телу словно разливалось неведомое снадобье. «Жидкий свет» - вдруг подумал он. Ощущение не влюблённости, но полёта. Не счастья, но неги. Жрецу казалось, что он сам стал легче.
- Спасибо, - голос прозвучал из-за спины, из глубины пещеры. Один гулкий удар сердца. Женский, певучий голос. Две струйки огня поднялись вдоль шеи, жрецу показалось, что перед ним качнулись тёмно-зелёные лианы Джунглей, чей рисунок он столько раз угадывал на скорлупе. Старец не оборачивался, он словно боялся, что не сможет верно видеть своими, человеческими глазами. Он слышал лёгкие шаги. Раз-два… как удары сердца при виде любимой. На тёмно-зёленых лианах распускались алые цветы. Шелест… нет – шёпот её одежд. Так же ласков, как говор ночного прилива у далёкого морского берега. Его жрец тоже видел лишь однажды – и каждый день перед собой. На плечо старца опустилась лёгкая рука и он вздрогнул. Повинуясь лёгкому движению, обернулся. Перед ним стояла юная дева. Седые волосы обожгли щеки, жрец вдруг почувствовал как же он стар и немощен, ничтожен перед нею.
- Спасибо, - повторила она. Её глаза мягко улыбнулись, заиграв золотыми бликами. Красный, зелёный, золотой… где-то белый, где-то синий. Жрец почувствовал рисунок скорлупы внутри себя и невольно улыбнулся – непонимающей улыбкой человека, готового внимать и быть счастливым.
Женщина подняла правую руку – плавно и грациозно, словно исполняя определенное па – в руке был самородок, все так же сияющий. А ведь когда-то жрецу казалось чудом это сияние! Теперь это «чудо» держала в руке женщина, чья улыбка дороже тайн, чьи глаза затмевают, кажется, не только сияние самородка, но и самого солнца. Тут старец заметил, что женщина тоже светилась, её кожа имела золотистый оттенок. Волосы цвета красного дерева крупными локонами спадали до поясницы, одежды так напоминали узор скорлупы… Красный, зелёный, золотой… где-то белый, где-то синий… больше не было яйца. Жрец увидел только теперь, что уже не существует вещи, которой отдана вся жизнь. Много ли, мало ли? Словно всю жизнь он ждал только того, как яйцо станет этой женщиной. Словно он ждал её улыбки, слышал во сне только её голос.
Старец стал вспоминать: сколько раз он рисовал в воображение картины того, как с громом и молниями раскалывается скорлупа, как рушится гора, он падает в пропасть и перед смертью видит великолепного огненного орла, поднимающегося в небеса вместе с клубами дыма!
Ему стало смешно и стыдно. Она всё поняла без слов и, улыбнувшись чуть иначе, слегка покачала головой. Как она была прекрасна! Старец понимал, что любит её. Но не как мужчина, это было невозможно – почему-то он понимал это и чувствовал, что в мире не может быть существа более близкого и дорого, нежели эта красавица. Не было ни грома, ни катастрофических разрушений – только тепло улыбалась она, держа самородок в руке.
- Ты не узнаешь меня?.. прости.
Он ничего не понимал. Не понимал что за грусть в её глазах, что могут значить её слова. Невольно он опустил веки. На доли секунды, но, подняв их, не увидел Феникса. «Я бредил?» - первая мысль пронеслась завитком ветра, но так же незаметно исчезла, как только жрец увидел ложе яйца пустым. Вздохнув, он закрыл лицо руками.
- Что?! – жрец вздрогнул, как-будто это не его руки. Он медленно опустил ладони и вперил в них взгляд, силясь понять произошедшее. Рождение женщины-феникса так поразило и увлекло его, что он не чувствовал самого себя, не замечал, как меняется. Это больше не были иссушенные временем руки – они стали молоды, как и сам жрец, как и та женщина!
- Пойдем?.. – все тот же голос, но теперь со стороны выхода. Свет залил всё вокруг и солнце поглотило мир. Жрец видел пламя, но не чувствовал жара… он оторвался от земли, поднял руки… руки ли?
- Кто ты? – осторожно спросил он, приблизившись к огненной птице.
- Тебя не удивит ответ, если я назову себя фениксом. Важнее то, кем я не смогла стать, но должна была. Кто по-настоящему я… я твоя мать.
Красный, зелёный, золотой… где-то белый, где-то синий. Мир так же ярок, как и чужд. Так же дорог, как и жив. Много или мало – человеческая жизнь?
Стоптанные сандалии больше ни разу не ступили на тропинку, не ударил о землю сухой посох. Только поднялись в небо фениксы – навстречу доброму, сияющему солнцу – в мир, где нет по-настоящему черного цвета. Как и на Земле. Только теперь Жрец видел это – с высоты полета феникса. Своего полета, полета своей матери.
- Прости меня, мой сын.
- За что мне прощать тебя? – он не чувствовал ни тревоги, ни удивления.
- За то, что в этом мире нет места таким, как мы.
Огромная огненная птица сделала мощный взмах крыльями и взмыла выше облаков, выше пустоты. Свет залил всё вокруг, а через мгновение фениксы спускались в чистом, прозрачном небе. Перед ними раскинулась зелёная долина, Жрец услышал голос близкого моря. Туманной пеленой на горизонте виднелась полоска джунглей. Птицы летели не долго, но опустились уже на высоких холмах, покрытых аккуратными домиками. Фениксы, сделав пару небольших кругов, опустились на мощённую камнем площадь. Жрец даже не заметил, как снова принял человеческое обличие. Из домов выходили люди, наполняя собой площадь. Непонятным образом Жрец стал понимать кто они: стоило ему взглянуть на легкий доспех и плотный плащ одного, как он узнавал дракона; воздушные одеяния и цветочный венок другой выдавали нимфу. Из толпы вышел мужчина лет тридцати-сорока, одетый в длинную робу, мастерски расшитую. Красный, зелёный, золотой… где-то белый, где-то синий. Несмотря на то, что мужчина не был стар, на плечи его спадали белоснежные волосы. Его небесные глаза сияли, мужчина едва сдерживал радостные слезы. Жрец бросился ему в объятья.
- Отец…
- …живой, малыш, ты прав... живой.
***
P.S: Я эту редакцию мусолю с начала июня 2006, так что точной даты написания текста назвать не могу. Первый вариант опубликован 21 апреля этого же года, написан, скореё всего, за ночь до этого. Lana Tag, 10.06.2006
Love is the answer to all that I am (c)
PS: Мои же имена - Лесс(Лессера),Салайя,Талана(Лана Тэг)
Витани не могла уснуть. Неясные мысли вспыхивали в сознание, но тут же гасли, словно боясь показаться львице целиком. Их было так много, они так глухо и настойчиво гудели, что, в конце концов, она подумала: «Термиты». Говорить больше не хотелось даже мысленно. Оскалившись, Вита перевернулась на другой бок. Раньше взгляд упирался в спину одной из темношкурых львиц, теперь пришлось изучать с детства надоевшую стену пещеры. Морщинистый камень и не думал смущаться от прямого взгляда: как и годы назад, даже до появления в нём львов, термитник стоял, строился насекомыми и разрушался ими же. Словно и не было внутри ни усталой Виты, ни спящих пустошных львиц, ни даже сжигаемой немой яростью Зиры, их предводительницы. Мерные, тревожные звуки её грозных шагов отчетливо передавались по камню и молодая львица точно знала где, и в каком состоянии находилась мать. «Ты уверена?» - вспомнилось ей. Большего мать не спросила, когда Витани доложила об измене своего брата. «Разумеется, я видела это собственными глазами!» - отрапортовала тогда она.
- То ли я ответила?.. – едва слышно протянула львица, тяжело вздохнув. Взгляд как-то апатично блуждал по полу, ноздри щекотала пыль. Вита фыркнула и приподнялась на локте. На стене появилась тусклая тень с расплывчатыми очертаниями. Она повела ушами, львица усмехнулась.
- Что, подруга? Мы с тобой и остались. – Негромко сказала Витани своей тени, - Так что же было, почему он нас предал, предал мать и Скара?
Сказать по правде, эти-то вопросы и мучили её весь вечер и, похоже, не собирались оставлять в покое последующую ночь. Всю жизнь она верила, что Симба – убийца, его львицы – придворные шлюшки, а все они вместе – враги. Короля Скара Витани почти не помнила, она едва умела ходить, когда Симба убил его, а Зира с детьми и сёстрами бежала в пустоши. Позже прайд разросся, к нему присоединялись изгнанницы и одиночки с других земель. Не один год минул с тех пор…
Тень качнулась и волнистые рёбра стены стали настолько расплывчатыми, что готовы были поплыть куда-то. Львице показалось, что перед ней заколыхались томные струйки дыма, веки отяжелели и она зевнула. «Дым… дым как на кладбище слонов… как над горящей саванной в тот вечер, когда…» - дальше мысль не пошла, но в колышущейся картинке на стене мелькнули языки пламени, послышался испуганный крик птицы. Все спасались от огня, и только Кову ринулся в пламя. Потому, что таков был план матери. Сразу вспомнилось, как они тренировались с братом. Тень не могла улыбнуться, а вот Витани могла и улыбнулась. В первый раз, когда дело дошло до реки, Кову так ударился затылком о выступ на склоне, что ей самой пришлось вытаскивать его на берег,… а ведь по плану это Кову должен был быть готов вытаскивать из воды Киару! смешно было, когда он таскал её, Витани, на спине по пустошам... Он фыркал, постоянно ронял её, а она не раз от тряски запускала ему в гриву когти. Тогда начиналась драка!
- Весело было! Помнишь, а? – сонно кивнула она тени, - Молчишь, подруга… молчишь!
Что ж возьмёшь с тени, да ещё и со своей собственной? Витани поднялась и вышла из пещеры, аккуратно переступая через спящих. У входа что-то булькало:
- Кову,… мясо! Мясо, Кову… мама, мама, Симба! Это я… это я убил Симбу, да мама? Я буду королём, я убил Симбу?..
- Нюка… - презрительно, негромко прорычала Витани и отошла к небольшому холму. Её взгляд обратился к ярким точкам на тёмном-тёмном небе.
Зира не любила, когда дочь смотрела на звёзды, но сейчас не это занимало старую львицу: Кову, её сын, её единственная надежда на возвращение к месту смерти Скара, – предал. Она долго металась по одной из пещер, удалившись от остальных. «Как он мог?!» - этот вопрос затмевал всё вокруг, даже самую тьму, ночью охватившую пещеру. Она не могла бы сказать, сколько раз прошла от одной стены к противоположной и обратно, не замечала насколько огромны были её шаги. Оскал не сходил с губ, дыхание само по себе превращалось в глухой рык. Каждый шаг львицы на самом деле был сокрушительным ударом и, если бы она ходила по гигантскому барабану, уснуть не смог бы даже Симба, лежавший сейчас в теплой темноте пещеры в Скале Львов, очень далеко от термитника пустошных львиц. Хотя, именно этого сейчас так хотелось бы Зире: знать, что её заклятый враг так же мучается, как и она. Только она прекрасно понимала, что Симба-то сейчас спит лучше львенка в лапах матери! и, что хуже всего – рядом с ним его счастливая жена, красавица дочь и Кову! Тот Кову, что родился перед самым её изгнанием. Тот самый пушистый комочек, что она так бережно несла в зубах прочь от Скалы Львов. Тот малыш, которого Скар, её Скар назвал сыном и наследником земель прайда! Его, её прайда!
- Кову… неужели это тебя я учила последние годы? – наконец, Зира остановилась, - И ты мой сын?.. Ты – наследник Скара?!
Она до боли сжала веки. Грудь львицы неровно, резко расширялась и сжималась, как бы поднимались и падали крылья у изнуренной птицы. Глаза резало, по горлу словно кто-то когтем водил. Сердце Зиры обливалось кровью. Она вспомнила, как потеряла мужа. Она даже не видела последней битвы… на самом деле, она даже не слышала его последних слов, признания в убийстве и никогда не верила в правоту Симбы. Он по праву был убийцей в её глазах.
Хотя, что могло бы изменить признание Скара для Зиры?! Убил – тьма с ним, так оно и будет! Какая разница львице до прошлого её льва, когда она любима и он любим? Когда между ними трое львят?! Хорошо, Кову Скару не сын, но как она могла не любить этого надменного, но такого величественного и умного, гениального льва ещё больше после того, как он принял её незаконного сына наследником?! Зира слишком любила Скара, чтобы видеть что-то ещё. Даже Кову она по-настоящему не видела, для неё он был сыном короля, наследником её любимого мужа – вторым Скаром.
- Нет! – Зира хлопнула по маленькому холмику в полу термитника с такой силой, что тот треснул, - Нет, это я не так сделала. Прости, Скар, прости свою львицу… - она дышала яростью, в глазах появился нездоровый фосфорический блеск, - Ты был прав, маленьким он был совсем как ты, это я не сумела воспитать льва, у меня получилась львица с гривой! – она дико рассмеялась, - Львица! Кову не лев, а слабая, смазгливая львица! Как Киара, а не как ты, мой король! – Зира повалилась на холмик, обхватив его лапами. Если бы Витани оставалась внутри, то могла бы в первый и последний раз услышать, как плачет её мать. Но молодая львица смотрела на звёзды и не слышала не только тихого плача матери, но и даже больного бреда брата.
Голубовато-белые звёзды на черном небе. Где-то яркие, как холодные угольки, где-то настолько тусклые и незаметные, что небо в этом месте казалось дырявым. Витани не знала, почему так любила звёзды. Может быть потому, что они никуда не спешили. Не указывали, не спрашивали и лишь толи ласково, толи задорно перемигивались. На восходе блестела вода в реке, но она постоянно куда-то бежала, словно ей тоже надо было бежать за добычей – только бы поесть сегодня и жить завтра. На закате мерцающими огоньками казались стайки термитов, но они противно жужжали и норовили сесть на нос. Звёзды же шли по небу так степенно, как не умел ни один слон, и были так молчаливы, как не могли даже рыбы. Невольно Витани мигнула – как бы в ответ далеким огонькам. Кисточка хвоста медленно, довольно поднялась и упала.
- И всё же: почему Кову не убил его? – уже спокойно протянула она. Конечно, звёзды не могли ответить, но их спокойствие передавалось и львице: - Ну, почему-то же он его не убил,… хотя мама учила его всю жизнь только этому. И мы росли вместе. Что же заставило его не только оставить Симбу в живых, но и пойти с ним в пещеру, к его львицам?..
Витани вздохнула. Мысли не шли в голову, но она словно ощущала, как думает за неё сердце или что-то ещё. Но нечто в глубине души точно происходило. Кову был неправ, но она понимала, что хоть какая-то причина для его поступка быть должна.
По небу пронеслась белая точка и оставила короткий, но четкий след. «Как от пореза» - подумала львица. Сердце кольнуло при виде падающей звёзды. Витани было невыразимо жаль мать, об остальном она больше не думала. Вскоре вернувшись в пещеру, Витани заснула уже без каких-либо мыслей.
***
Мягкие облака. Они, кажется, качаются под разомлевшим телом, хотя нет и самого легкого дуновения ветерка. Кровь приятно пульсирует, отдаваясь мерными ударами в каждом квадратике шкуры. Когти то входят в подушечки, то лапа с блаженным напряжением выпускает их обратно. Туда-обратно, туда-обратно… вверх-вниз, вверх-вниз… так же мерно поднимается и падает кисточка хвоста.
- И как это я не знал тебя раньше?.. – прошептал Кову. Улыбка Киары и её прекрасные, блестящие глаза затмили всё вокруг. Пропали облака и качка, больше ничего не осталось. Только она, даже его самого не было больше. Они сблизились и лев почувствовал её горячее дыхание на щеке, прикоснулся носом к золотистой шерсти… но тут всё закружилось, завертелось, откуда-то появились брызги. Кову как-то понял, что это Рафики, старый мандрилл-шаман опрокинул их, и они покатились с фонтана. Капельки переливались миллионами красок, лучи сияющего солнца скользили сквозь и вокруг них, а звонкий, мелодичный смех Киары повелевал танцем этих огней… и всем сердцем, всем существом обезумевшего льва. На лету он поймал любимую лапами и окунулся вместе с ней в прозрачное, душистое озеро. Лев не задыхался под водой и всё так же слышал её смех, видел сияющие, добрые глаза своей львицы. Она отплыла от него и свернулась, как котенок, стала будто рыжеватой и походила теперь на светлый, смеющийся полукруг. Кову заморгал лениво и тут увидел, что это не Киара, а выход из пещеры. Восходило солнце, волшебная страна из сна осталась только в его сердце.
Лев поднял голову и потянул прохладный утренний воздух. Ни привычной пыли, ни термитов. Кову показалось, что восход стал чуть темнеё: он вспомнил, что в мире была не только Киара, взгляд упал на спящего Симбу. Молодой лев сглотнул и осторожно поднялся. Никто не проснулся и Кову с ещё большей осторожностью направился к выходу. Впервые в жизни ему пришлось столкнуться с таким трудным выбором: долг или любовь? Он знал, что должен убить Симбу – как всю жизнь учила его мать, но так же он знал, что теперь больше жизни любит дочь Симбы и не может убить его. Что ещё хуже, он не представлял себе, как же сказать об этом самой Киаре! Да, его жизнь была в замысле Зиры, но Кову чувствовал, что больше не хозяин своей судьбы. Он должен был отдать её Киаре, целиком и без остатка. Наконец, он решился:
- Киара, мне нужно поговорить с тобой… - начал было он, завидев выходившую из пещеры красавицу (в лучах восхода она была ещё прекрасней, нежели прошлой ночью в неясном свете золотой луны).
- Киара, не говори с ним! – оборвал строгий голос Симбы. У Кову упало сердце, он безумно взглянул на короля: «Неужели он узнал?!» - промелькнуло в голове.
- Я сам хочу поговорить с ним, - странно-мягким голосом добавил Симба и подмигнул дочери. Молодой лев чувствовал себя ужасно неловко, но Киара улыбнулась и львы удалились без дальнейших объяснений. Кову ждала давно знакомая история. Давно знакомая по описываемым лицам и событиям, но совершенно новая по изложению.
- Я никогда не слышал эту историю такой. Неужели Скар действительно был убийцей?.. – спросил он, когда Симба закончил рассказ. Странно! Кову всю жизнь видел в приемном старике-отце мученика, пострадавшего от жестокого мальчишки, а теперь ему так хотелось поверить убийце Скара!
- Огонь – это убийца, - Симба отвел взгляд и окинул взглядом юго-восточную часть земель прайда, выгоревшую во время последнего пожара. Львы стояли в белой от пепла долине, утренний туман смешивался с легким пеплом, от чего нельзя было видеть дальше, нежели на десять шагов вокруг. Но и на таком расстояние повсюду виднелись черные уголья мёртвых деревьев, кое-где попадались обгоревшие комочки тушек птиц, а где-то слева в тумане виднелся мёртвый гну. У Кову сжалось сердце: он знал, что сам был причастен к поджогу. Раньше он не задумывался над тем, что станет с саванной, ведь так приказывала мать и, значит, так было нужно. Черные скелеты деревьев казались ему особенно жуткими – теперь, когда он больше не жил в пустошах среди настоящих костей. Несмотря на то, что со дня пожара лишь дважды восходило солнце, Кову жизнь с матерью казалась столь далекой, словно это и вовсе был кошмарный сон. Уже потому, что в нём не было настоящей Киары, а только план её обмана, с целью убийства её отца.
- Иногда, - продолжил Симба, - иногда новое поколение вырастает и становится лучше старого. – Он слегка нажал лапой на землю и отодвинул пепел. В следе оказался зелёный росток. Он так странно смотрелся в мёртвой долине, что оба льва нагнулись к нему. Симба не многозначно посмотрел на Кову и добавил: - Если ему дают шанс.
Молодой лев почувствовал, что король улыбается. Он не успел всего понять, но уже был готов быть счастливым, когда…
- Симба?.. – ледяной смех разнёсся над мёртвой долиной. Струйка холодного пота сбежала по скуле Кову.
- Нет… нет! – он озирался по сторонам, словно загнанный зверь: отовсюду из тумана выходили пустошные львицы. Лев мгновенно понял всё: и что его измена уже известна матери, и что сейчас они набросятся на него и на Симбу, и, хотя он до конца не верил этому, - что теперь ни Симба, ни Киара не поверят ему!..
- Отлично сработано, Кову! В точности, как мы планировали… - Зира смотрела на него так, как никогда не смотрела прежде. Её собственный сын стал для неё врагом.
- Ты?! – голос Симбы не оставлял сомнений: убедить его в предательстве Кову было просто.
- Нет, я не имею с этим ничего общего!
- В атаку! – прорычала Зира и король скалы львов стал исчезать под грудой худощавых и грязных пустошных львиц. Первым подскочил Нюка, но Симба с такой легкостью откинул слабого льва, что никто этого и не заметил. Второй была Витани, и уж она-то крепко вцепилась когтями в столь ненавистную шкуру!
- Нет! – закричал Кову и принял решение: он подлетел к свалке и попытался драться с львицами, но Витани ловко оттолкнула его задней лапой и молодой лев, отлетев немного, ударился головой о камень и потерял сознание…
…снова мёртвая долина. Рана на глазу - точно такая же, как у легендарного Скара, - обжигала, стекавшая с неё кровь мешала видеть и её душный запах, казалось, сводил с ума. Эту рану подарила на прощание сыну Зира. Лапы подкашивались, но Кову всё шёл вперёд. Куда и зачем – он просто не представлял себе. У него больше не было семьи, он предал её. У него больше не было дома, Симба изгнал его из земель львов, Зира - из пустошей. У него больше не было Киары и пепел казался снегом. Чёрное небо нависало над самой головой, ни одна звезда не улыбалась ему, бездна словно желала поглотить льва. Позже, когда Кову грозила смерть, он видел это небо – чёрное, холодное, безразлично-смеющееся. Небо, в котором нет Киары…
***
Пепел облаками взрывается из-под лап, спин, хвостов. Когти впились в золотистую шкуру, перед глазами мелькает багряно-рыжая грива Симбы. Его оскал, огромные когти, яростный взгляд – о, да! именно таким представляла себе этот момент Витани. «Вот, каким должен быть лев, а Кову будет королём!» - она забыла, что меньше минуты назад брат предал её и других пустошных львиц снова, пытаясь драться на стороне короля львов. Сейчас это не было важно! Симба был в их власти, она чувствовала его плоть всем телом, чуяла кровь врага… всю жизнь она жадала этого, как и другие. Как и другие, ощущение близкой смерти заклятого врага тесно переплеталось с уверенностью в том, что скоро их королём станет наследник Скара – Кову.
Симба сделал невероятное усилие и столкнул весь клубок с обрыва. Ход удался и львицы отцепились – теперь была возможность «рвать когти, пока жив». Тело изнывало от ран, но он поднялся и побежал по ущелью, с каждым скачком ощущая всё сильнее пульсацию крови в клочках содранной шкуры.
- Взять его! – скомандовала сверху Зира, - помните, чему я вас учила! Вы все должны наброситься на него вместе!
Но её никто не слышал, все бежали в разнобой. Не успел Симба сделать и трех скачков, как на его спине снова оказалась Витани, но тут же упала – она выложилась в драке наверху и теперь неполноценность тела пустошной львицы дала о себе знать. Однако, Вита продолжала преследование. Симба добежал до завала на краю ущелья - львицы отставали, но медлить было нельзя и лев полез по шаткому штабелю гнилых тяжелых стволов. Один из них сорвался из-под лап и преследовательницы в первом ряду едва успели отпрянуть, чтобы их не раздавило. Симба удержался и лез дальше, Витани даже и не думала следовать за ним – они с матерью и Нюкой остановились перед упавшим бревном и смотрели наверх: на скалах показался Кову.
- Возьми его, возьми! Ну же, сейчас! – глаза Зиры загорелись, к ней снова вернулась надежда: может быть, сейчас он одумается и вернется к своим, убив Симбу?..
Витани быстро перевела взгляд с брата на мать и обратно. Что-то подсказывало ей, что Кову далек от мыслей о возвращение в семью. Так оно и было, но через минуту страшное событие затмило собой весь остальной мир в глазах Виты.
- …Нюка… - её сердце замерло. Она привыкла к смерти, не раз она видела, как умирали пустошные львицы от ран, голода или жажды.
Нюка. В нем все было такое глупое и смешное, его так привыкли презирать…
Нюка.
Оказалось, трудно поверить, что его может не быть больше. Не такой смертью мог погибнуть этот лев. Странно! только теперь в нем разглядели льва. Нюка…
Витани показалось, что прошло очень много времени и она только вечером поняла, что значили последовавшие события: Зира ударила Кову по лицу и на его глазу осталась рана Скара... Кову убежал совсем, а Зира сказала, что теперь они возьмут королевство Симбы силой... но все это было так неважно по сравнению с нелепой смертью бедного Нюки!..
***
- ...Кову, мы должны вернуться… - негромко, но отчетливо произнесла Киара.
- Ты смеёшься? Мы же только нашли друг друга! - Кову был так ошарашен её словами, что не мог и не желал скрывать удивление.
- Если мы сейчас убежим, они будут разделены навечно…
Он смотрел в её глаза. Две манящие карие точки, две блестящие росинки в них. Кову не понимал что она говорит и чего хочет, он действительно хотел убежать с ней. Куда угодно, на край Земли – но только бы с ней и подальше от прошлого, где он был вторым Скаром и рос, чтобы убивать. Две манящие карие точки, две блестящие росинки в них. Что-то не отпускало эту золотистую богиню, не давало бежать с ним. Кову чувствовал, что не в силах бороться ни с этим «нечто», ни, уж тем более, - с волей Киары. Она хотела - она повелевала. Он не понимал, но мчался за ней под дождем. Туда, где собирались для битвы две семьи львов. Перед глазами льва показались языки пламени, он вспомнил, как ринулся в пожар за Киарой. Сейчас ему грозило нечто большее нежели пламя, но сейчас он сомневался в правильности решения ещё меньше. Ведь тогда это было всего лишь дело всей его жизни, а сейчас – желание, жизнь и любовь Киары. Кову не видел и не хотел что-либо видеть кроме её золотого тела, горящих глаз и быстрых, уверенных движений. Он снова был с ней и уж теперь не был намерен потерять!
***
- Однажды, один мудрый лев сказал мне: «Мы едины». - Киара смотрела прямо в глаза отца, - Тогда я не понимала его. Понимаю теперь.
Витани отчетливо слышала голос принцессы. Слышала этот певучий, приторно-сладкий голосок милашки-неженки, которую она презирала всю жизнь… видела глаза брата. В ушах звучал его крик: «Я не хочу иметь с ним ничего общего!». «Как мог он говорить так о Скаре?!» - трудно поверить, что Кову мог так измениться всего за несколько дней. Из глубины души Витани медленно, но настойчиво стало подниматься то «что-то», что она оставляла обдумывать сердцу: «Почему брат не убил Симбу? Почему Симба хотел принять его?»
- Но они… - попытался возразить король.
- Они, мы…
Щелчок. Такое иногда бывает: мысли, кружившие где-то в туче до этого, вдруг становятся такими ясными и очевидными, что…
- Какая между нами разница? – Киара ответила на все вопросы Витани, - Они и есть мы! – подумала одна и сказала другая львица.
- Витани, сейчас! – крикнула Зира.
- Нет, мама… - Витани твёрдой поступью вышла из ряда пустошных львиц и встала рядом с братом, лицом к матери, - Киара права. Довольно!
Витани не думала, что её слова однажды прозвучат так уверено. Но её больше не удивляло решение Кову, она сама теперь не замечала, что предает старую жизнь и веру.
- Если ты не будешь драться, то ты умрёшь с ними!
Бывают непоправимые ошибки. Это была одна из них – каждая из львиц пустошей поняла, что не имеет ни малейшего значения для своей предводительницы. Войско покинуло королеву.
- Зира, пора оставить прошлое позади нас! – по голосу Симбы можно было подумать, что он действительно верит в возможность такого выбора для неё.
- Я никогда его не забуду! – отрезала Зира, - Это для тебя, Скар! – львица ринулась на короля, но во время прыжка её сбила, казалось золотистая молния – это Киара предугадала движение сжигаемой ненавистью кошки. Только через секунду окружающие осознали произошедшее и увидели, что две львицы кубарем катятся с высокого обрыва.
- Киара! – раздалось сразу несколько голосов. Двое львов и мать Киары разом подлетели к краю, Симба прыгнул вниз и стал спускаться по утёсам. Львица доверяла мужу и осталась волноваться наверху, Кову тоже не смог последовать за королём: в тот момент, когда он уже был готов ринуться вниз за любимой, он увидел глаза матери. Если бы она вновь ударила его, всё равно не остановила бы так резко. В глазах львицы горела ярость отчаяния, ненависть ко всему живому. Больше он её глаз не видел…
- …Киара! – раздалось сразу несколько голосов. Витани попятилась. «Нет…» - голову затуманило, львица почувствовала, как в носу скребутся слёзы. Небо потемнело и стало коричневатым, свет пульсировал. Мышцы сковал холод, львица не могла сдвинуться с места… она прекрасно понимала, чем всё закончится. Вита стояла достаточно далеко от края обрыва и ничего не видела, но звук падения двух львиц мучительными ударами врезался ей в голову, сердце.
- Симба, река! – голос Налы, жены Симбы, утонул в скрежете ломающейся плотины, вода с рёвом устремилась в ущелье. Витани показалось, что вся кровь разом ударила в голову. Перед глазами совсем потемнело, лапы начали подкашиваться. Внезапно она сорвалась с места, помчалась прочь, прочь отсюда, подальше от рёва воды. Витани задыхалась, слёзы душили её. Рёв только нарастал, хотя львица уже была настолько далеко от ущелья, что не могла слышать шума воды. Ветер бил её в лицо, лапы, грудь. Ледяной холод сменял палящий зной, Витани не разбирала дороги. Наконец, она упала в траву и зарыдала в полный голос… львица понимала, что не осталось ни малейшей частички старого мира. Для неё.
...Витани не могла уснуть. Впервые она смотрела на звёзды с мыса скалы львов. Здесь казалось теплее, чем рядом с термитником. Львицы пустошей спали в пещере вперемешку с львицами Симбы. «Теперь они – это мы» - думала Витани. Её вопрос был разрешен, она чувствовала, что там, в пещере всё сплелось в один теплый комок счастья. Там, в пещере.
Звёзды степенно шли по небу. Всё так же, как и год назад, как и до рождения Витани. Среди них было два странных пятна: у одного словно был пушистый хвост и облачко походило на пушистого кролика, а второе… словно два льва встали на задние лапы и… «Нет, звёзды не могут драться, они не будут!» - Витани оттолкнула мысль, пришедшую в голову Кову пару дней назад, когда они с Киарой смотрели на звёздное небо. Львица пригляделась. У одного из небесных львов на плечах показалась мягкая, шелковистая грива, у второго… нет, у второй – на ухе засверкала маленькая звездочка. «Они танцуют… мама… папа… теперь вы вместе, да?.. и Симбы рядом нет… как вы оба так долго мечтали...» - она улыбнулась. На мордочке Витани мигнула маленькая соленая звёздочка.
Lana Tag, Петербург.
29 мая 2006 года.
Love is the answer to all that I am (c)
PS: Мои же имена - Лесс(Лессера),Салайя,Талана(Лана Тэг)
последний рассказ обчень понравился, хотя это дажефанфик скорее, но мне кажется такое литературное повествование - где очень много описания по стилю не совсем подходит тлк
тем не менее красиво
Котенок Гафф, "Король Лев"- мультипликационное произведение, несущее в себе определенную информацию. На мой взгляд отталкиваться от нее можно как угодно и куда угодно, а хороший литературный язык и стиль украшают любую мысль. Разве нет? Если я допустила какую-то ошибку и неверно изложила догматические факты, то прошу указать мне на это. Ведь я выкладываю тексты не для того, чтобы чем-то похвастаться, а чтобы мне указали на ошибки. Я не писатель, но я учусь
Моей целью в "Betrayal?.." было показать внутренний мир Витани и линию развития мысли о взгляде на предательство, измену старой вере. Что и для чего делается.
P.S. Ой мама, что это у меня с языком под вечер...
Love is the answer to all that I am (c)
PS: Мои же имена - Лесс(Лессера),Салайя,Талана(Лана Тэг)
Моей целью в "Betrayal?.." было показать внутренний мир Витани и линию развития мысли о взгляде на предательство, измену старой вере. Что и для чего делается.
именно это получилось великолепно!!!
просто при чтении что-то мне неосознанно не понравилось , не знаю что именно
если вдруг найдется время - перечитаю, и постораюсь остановится на том где не понравилось
Кстати, у меня тоже возникло ощущение, что что-то не нравится. Поняла - начало ты писала больше от себя, причем неплохо. Потом переходишь на описание событий СП, в основном опираясь на фразы оттуда. Возможно, при этом изменился стиль - как будто сценарий читаю.
Нюку вообще почти пропустила, сцена, где Зира прогоняет Кову, тоже скомканная.... Если б не смотрела СП, мя б слегка запуталась, что за чем следует.
В общем, понравились начало и конец, над серединой, имхо, надо поработать.
Kivuli писал(а):Если б не смотрела СП, мя б слегка запуталась, что за чем следует.
Ну дык текст в любом случае рассчитан на фендом
Нюку я почти что опустила, это да. А о Нале, кажется, вообще не упоминаю? хотя нет, появляется в самом конце как жена Симбы просто
Цитата:
Моей целью в "Betrayal?.." было показать внутренний мир Витани и линию развития мысли о взгляде на предательство, измену старой вере. Что и для чего делается.
именно это получилось великолепно!!!
просто при чтении что-то мне неосознанно не понравилось , не знаю что именно
если вдруг найдется время - перечитаю, и постораюсь остановится на том где не понравилось
Котенок, перечитай Это важно. Если цель достигнута, то это еще 90% успеха работы. Что-то не нравится - нужно пересмотреть
Love is the answer to all that I am (c)
PS: Мои же имена - Лесс(Лессера),Салайя,Талана(Лана Тэг)
Kivuli писал(а):Кстати, похоже именно куски с Витани получились лучше всего
Может потому, что рассказ в большей степени касается именно её? То, что Кову делает почти что неосознанно, она пропускат через себя. По крайней мере её шаг для меня куда важнее и, значит, для текста тоже
Love is the answer to all that I am (c)
PS: Мои же имена - Лесс(Лессера),Салайя,Талана(Лана Тэг)
Поняла Котенок, такой вопрос: ты уверена, что молодая убийца, знающая куда больше ненависти, чем любви, говорит на ангельском языке? Не будет ли это еще более разительным ляпом?
Love is the answer to all that I am (c)
PS: Мои же имена - Лесс(Лессера),Салайя,Талана(Лана Тэг)
ну почему на ангельском, можно было как то сказать подругому а не шлюшки, шлюшки это что-то уже более человеческое!!
там можно было сказать эмм ну н езнаю подумать надо что-то вроде пусть даже " и этих его безмозглых львиц" и то было бы лучше!
а другое - про подружку уже не имеет отношения к ангельскому языку
Один знакомый лев ( 
) уже сказал все, что нужно.
