Творчество Священной

[Kimbi]

Неужели пропало желание?
Жаль, если так... мне понравилось, пусть на данном этапе и кривовато местами. Руки, мне кажется, хорошо получились) Законченный рисунок очень хотелось увидеть!)

И с драконом интересно - оттого, что его видно очень мало, и он явно не мог весь там позади уместиться, то возникает ощущение, что это не просто дракон, а такое личное её проклятие (ну или напротив), химера, видеть которую и общаться с которой способна лишь она.

Или ты просто не дорисовала и это мои пустые бредни)

А что между ладонями?

[Священная]

186 мегобайт... на данный момент. Исправила кривости анатомии (я надеюсь), сделала фон (окончательно или нет - пока не знаю).
Дракона по задумки целиком и не должно быть - что с ним будет, я надеюсь, еще можно будет увидеть (то есть надеюсь, что получится осуществить задуманное), но он тут - точно не проклятье. Просто героиня почему-то очень легко находит общий язык с драконами. Возможно потому, что сама она способна перевоплощаться в драконида
Между ладонями шарик пока что весьма условный, ибо рисоваться будет в последний момент, уже после текстур персонажа. Чем именно он является - тоже пока говорить не хочу, сами увидите

[The Dishwasher]

А мне даже так понравилось, без текстур на персонаже. Линии и простая заливка, изюминка в простоте.
Напоминает Art Nouveau.

[Священная]

Добила. Толи я картинку, толи она меня. И, признаться, в некоторой мере необработанной она мне нравилась больше: сам персонаж стал другим. Раньше была и правда Салайя, а теперь эта девушка мне больше меня в жизни напоминает

P.S. http://furnation.ru/view/20796/ - как обычно, в нормальном размере на Фурьнации.

P.P.S. Никто не подскажет, почему ава не заливается?.. хотела отсюда вырезать.

[Священная]

По совету Ковура заливаю аву сюды. Ну и еще одно: интересно смотрится рисунок без пары слоев...

[ForumAdmin]

P.P.S. Никто не подскажет, почему ава не заливается?.. хотела отсюда вырезать.

viewtopic.php?t=1292

По поводу картинки отмечу что формы и пропорции торса надо полегче сделать, так, ширина и массивность плечей больше подошли бы античному гераклу нежели девушке-кошке Сколько голов помещается на ширину плечей? Старайся, чтобы не больше 3.. 2.5 идеально было бы в данном случае. Над формой/объемом/расположением груди надо тоже поработать, неестественно смотрится.

Дракон хорош

[Священная]

Мммм... ясно все с вами Ну желаю вскоре разобраться с проблемой
А плечи - да, похоже что перестаралась Скорее всего грудь от того и не получилась нормальной (да, знаю эту ошибку, билась над ней, но ничего не вышло).

[Kimbi]

Без пары слоев и правда интересно - волосы получились словно из огня!
А дракон такой незаметный, он словно собравшиеся в определенном порядке звезды...

[Священная]

Просто некоторые звезды, вливавшиеся в контур дракона, я делала ярче

[Священная]

Вульф

...Заливаясь смехом, Люба повалилась в папоротники, увлекая Вульфа за собой. Пес отчаянно замахал хвостом и стал так энергично прыгать вокруг развалившейся на земле хозяйки, что вскоре в подлеске образовалась искусственная лужайка...


В маленькой темной палате тяжело дышалось. Занавески висели мертвой паутиной, только неисправный уличный фонарь накладывал на всё пульсирующий свет.
Люба лежала здесь одна: медсестра спала и днём, и ночью, и даже никаким насекомым не приходило в голову тревожить пыль здесь, в палате для умирающих детского отделения.
Женщину разбудил тихий, вкрадчивый и спокойный голос дежурного врача:
- Никаких изменений?
- Никаких, Пётр Анатольевич, всё только Вульфа своего зовёт.
Врач кивнул и сестра тут же вернулась в привычное состояние полусна. Дверь неслышно закрылась, и после тихого хрипа девочка простонала: «Вульф». Уличный фонарь вскоре погас.
Утром обход повторился и Пётр Анатольевич лично убедился в том, что изменений в состоянии Любы нет, и велел сестре сменить повязки.
«Вульф...» - снова простонала девочка, но врач покачал головой.
- Почему же нет? – за его спиной раздался мягкий, но ещё громкий голос профессора Знахаря. Пётр Анатольевич обернулся и поздоровался с пожилым цыганом.
- Вульф – это её пёс, тащить его в отделение антисанитарно. К тому же, девочка всё равно без сознания.
- Разве? – профессор посмотрел на коллегу поверх очков, - Тогда как же она зовёт пса? Бредит? Почему же нет жара? Вы видели историю болезни?
Молодой врач нервно передернул плечами и отвёл глаза.
- Привести?
- Привести, - старик кивнул, как-то хитро нагнув голову, - А то этот зверь уже всё приёмное извёл – к хозяйке хочет.
- И всё же, это антисанитарно! – впустую возмутился Пётр Анатольевич, уже в дверях.
Через пять минут по детскому этажу пронесся вихрь: Вульф проскальзывал под большими двуногими и перепрыгивал через маленькие препятствия, громко лая и разбрасывая пыль длинным шерстяным хвостом. Знать дорогу ему было не нужно: он прекрасно чуял, где лежала его Люба. Дверь в палату была открыта с грохотом и сразу обеими передними лапами, Вульф взвился около кровати, лаял, лизал холодные руки... но девочка не двигалась. Пёс взвизгнул – громко и звонко, потерянно, непонимающе. Она не отвечала – снова и снова. В дверях ворчащему Пётру Анатольевичу дорогу преграждал профессор Знахарь. Наконец, Вульф успокоился и, вздохнув, лёг рядом с девочкой. В палате восстановилась тишина, только теперь вместе с едва уловимым дыханием нервно и нетерпеливо стучало в груди у неподвижного серого зверя. Профессор вздохнул и прикрыл дверь. В щелку он увидел, как девочка обняла пса. Тот сжал веки.
Следующий день Вульф не пил и не ел, и почти что не двигался. Иногда в ночи можно было услышать его негромкий плачущий вой. Днём пёс смотрел на ползущий по белому потолку солнечный луч, ночью его сменила лунная дорожка. Вульф всё время смотрел на потолок, чего-то ожидая, и только изредка скуля.
- Никаких изменений?
- Никаких, Пётр Анатольевич...
Вульф смотрел на солнечный луч. В палату тихо вошёл профессор Знахарь и прошептал псу на ухо: «Полмесяца прошло, а всё без изменений. Что же мы будем делать, дружок?». Вульф продолжал смотреть на потолок. Врач проследил его взгляд и добавил: «А ведь сегодня – твоя луна». Пёс мигнул глазами и перевёл долгий взгляд на человека. Профессор улыбнулся и потрепал зверя по шее.
Вульф тоже знал, что сегодня будет не простая ночь.

Профессор остался на работе, чтобы разобраться с документами. Его кабинет – маленькая комната с тяжёлыми занавесками, лампой под зелёным абажуром, жёлтым сыром под ней и хрустальным графином с водой – всегда под рукой у хозяина. Старый доктор не курил, но в кабинете висела некая дымка, нагонявшая атмосферу таинственности, особо ощутимую пациентами и молодыми сотрудниками.
- Войдите, - ответил профессор Знахарь, чуть ли не до того, как к нему постучали. Вошёл Пётр Анатольевич и поприветствовал наставника. В тот день он снова был ночным дежурным, но время обхода ещё не пришло, и ему страшно хотелось ещё раз поговорить с чудаковатым профессором об этом форменном безобразии – собаке в палате.
- Скажите, - прервал его профессор, - Вы хорошо читали дело нашей Любы?
- Да, разумеется. Её Вульфа с волком спутали, когда они в лесу играли. Сняли зверя и выстрелили – кто бы подумал, что в этот момент выскочит хозяйка и заслонит пса. В результате пробита лопатка, повреждено лёгкое...
- А пулю так и не нашли.
Пётр Анатольевич передёрнул плечами:
- Пули и не было, стреляли наверняка дробью.
- Иначе девочка не выжила бы? Вы судите как врач, - профессор посмотрел на него поверх очков.
- Но я и есть врач!
- Ох, молодёжь... а ружьё вы в руках держали? Нет. А вот я держал в руках именно то ружьё, из которого попали в Любу, в нём были пули. Охотились не на дичь, а на волка.
- Ну это попросту смешно. Трудно поверить в то, что дробь куда-то делась, но пуля – это абсурд. Да и расстояние пусть и было большим, но не настолько!
- Чтобы не пробить сердце? На самом деле вариант, что дробь выпала при падении на спину – тоже абсурд, и ничуть не меньший, просто к этой лжи мы привыкли больше.
Молодой врач только сейчас сел напротив профессора.
- То есть, - он сделал паузу, - вы хотите сказать, что в Любу стреляли из ружья на волков, пуля осталась в ней, но девочка почему-то жива? И вам совершенно не кажется, что этот абсурд – самый смешной из всего предполагаемого?
- Мне кажется, что этот абсурд включает в себя больше всего неопровержимых фактов.
Пётр Анатольевич вновь передёрнул плечами. Очки профессора блеснули на него ещё раз, и старик потянулся к стопке бумаг:
- Вы не могли бы помочь мне сегодня?
- У меня обход, - рефлекторно ответил тот.
- И, как обычно, вам все скажут, что дела без изменений. Останьтесь-ка у меня.

**

В маленькой тёмной палате тяжело дышалось. Грудь Любы равномерно то поднималась, то опускалась. Медсестра проверила часы: скоро полночь. Занавески попрятались в чёрных углах, и комнату заливал чистый лунный свет, из-под тени выглядывал профиль немигающего молодого человека. Он смотрел на издохший уличный фонарь и о чём-то думал. Сестра неслышно подошла к нему и распустила длинные волнистые волосы.
- Когда начнем?
Он обернулся на женщину и всмотрелся в её серебристые черты. Днём она казалась тучной и неповоротливой, сейчас же могла поспорить красотой и с Природой, и с Луной.
- Скоро, наверное, - он усмехнулся, - Она тебя сильно изменила.
Медсестра негромко, но звонко рассмеялась и кокетливо качнула крутыми бёдрами:
- Уж не больше, чем тебя, мошенник! Пора, зверёныш, полночь на дворе.
Он кивнул и без особого труда передвинул койку с девочкой в центр лунного сияния.
Когда-то лесная ведьма предупреждала его, что испытанием его юности будет любовь. Тогда он посмеялся над её словами: ну кого в юности не испытывает любовь?!
У волка стучало в висках: попытка была лишь одна. И он либо спасёт, либо убьёт свою Любовь. Он кивнул жрице, и она распахнула тонкий халат. Начался танец, серебряные украшения на женщине захватывали лунный свет, постепенно подчиняя его ей. Пёс чувствовал, как свет колышется, смешивается с танцем жрицы, разделяется на разноцветные лучи. На полу разлилось молоко, а на кровати появились кусочки сыра. Железная спинка кровати стала хрустальной, а потолок над ней – жемчужным. Вульф чувствовал, как Луна входит и в него. Он снял с девочки бинты и промыл раны. Его губы что-то нашептывали, но это не были заклинания. Он их попросту не знал, и никогда не хотел учиться колдовству. Он шептал Любе о лесе и лугах; о том, как они отправятся искать подснежники этой весной, а потом будут валяться в тюльпанах, а потом пить из маков росу, а потом...
Заклинания жрицы закончились, и она запела. Молодой человек поторопился достать небольшой хрустальный флакон. Ему нужно было удержать его – больше он ничего не знал. Что может быть трудного в этом? Да люди знают этих колдунов! Вульф подошёл к поющей жрице, и флакон рванулся к ней навстречу. Неожиданно – но пёс не намеревался провалить задание в самом его начале. Скрутившиеся вокруг жрицы нити света зашевелились и стали сползать по её ногам на пол. Нити раскачивались и извивались, как змеи, переливались разными оттенками белого, и с каждым движением становились всё толще. Одна из них подползла к ногам Вульфа и, как будто немного подумав, забралась на него. Молодой человек вздрогнул толи от холода, толи от ожога, но не сдвинулся с места. Вслед за первой поползли и остальные. Они обвивались вокруг шеи и душили, спускались по рукам и забирались во флакон – становившийся всё тяжелее и тяжелее.
Жрица наклонилась к девочке и тщательно осмотрела её.
- Да ничего страшного... боги, она ведь даже дышит! И не таких поднимали...
- Я вот думаю... – попытался рассмеяться Вульф, - из чего этот чёртов свет? из урана что ли?
- Из свинца, знаешь... – она взяла маленькую ручку и стала считать пульс, - Так... так... так... нет, я правда не понимаю, из-за чего сыр-бор! вполне здоровый ребёнок!.. – она обернулась на зверя, - Между прочим, я с этим танцевала. А я физически – человек.
- Это глупая легенда, что оборотни по силе - терминаторы...
- То, что ты парень – тоже глупая легенда? красней сколько хочешь, тут все равно не видно.
Вульф попытался перевести тему:
- Сколько они ещё ползти будут? они там на полу как будто размножаются!
- Они и размножаются.
- Могла бы хоть соврать для приличия, что нет.
- Да-да-да, они там развлекаются, а ты – держи склянку!
Он заворчал, но банку держать продолжал. Размышления жрицы о здоровье его маленькой хозяйки успокаивали. Но время шло, а склянка всё не наполнялась. Жрица испытывающе смотрела на трясущиеся руки зверя. Она явно знала больше, чем он...
- Между прочим, ты мог бы просто спросить.
Он наморщился: ну что, она ещё и его мысли читает?
- Долго ещё?
- А сколько ты можешь?
Вульф непонимающе посмотрел на жрицу:
- Не понял?
- Сколько ещё ты сможешь продержать склянку? она ведь тяжёлая, я знаю.
«Она не тяжёлая», - мысленно прорычал зверь, - «она чертовски тяжёлая!», но вслух ответил:
- Сколько будет нужно.
- Тогда нам ночи не хватит.
Вульф вздрогнул и вдруг с такой силой сжал хрустальный флакон, что тот разлетелся у него в руках. У зверя замерло сердце, но жрица почему-то рассмеялась:
- Возьми осколок поудобней – и порежь лапы.
- Чего?!
- Ты сегодня будешь слушаться?
Пёс посмотрел на бледную девочку и провел по её лицу изрезанными пальцами. Он кивнул, хотя с каждой минутой понимал всё меньше. Вульф мог только верить, и он верил. Толи ему показалось, толи нет, но что-то вошло ему в пальцы взамен крови, и красные следы исчезли с лица девочки, заставив её сонно улыбнуться.
Окно заволокло каким-то заклинанием, и кровь Вульфа потекла в светящийся флакон, собранный жрицей из осколков. Дверь тихо хлопнула, и оборотень увидел старого цыгана. Наконец он разучился удивляться.
- Я усыпил его. Надежда, ты уверена, что пуля всё ещё там?
Жрица кивнула:
- Абсолютно. Я чувствую её – прямо за грудиной.
- А это – Вульф?
- Вульф, Вульф... это, - она показала флакон, - кровь Вульфа, что куда интересней!
Профессор недоверчиво посмотрел на жрицу и стал перевязывать руки молодого человека:
- Уже три, времени не так много. Что за флакончик-то?
Надежда фыркнула:
- Плата за мои услуги.
- Ты тут работаешь! – профессор рассмеялся, - И тебе платят зарплату!
- Я тут не жрицей работаю! И платят мне не за стриптиз в лунном свете!
Вульф усмехнулся:
- Без обид, тело у тебя аппетитное, но сейчас как бы всем не до этого.
Жрица не ответила, а профессор взялся за инструменты.
- Так не расскажешь, что за флакон-лампочку ты тут сотворила? Наверняка одна ты не могла бы его сделать.
- Ты же не колдун, что тебе?
- Да интересно! – профессор мельком блеснул на неё очками, - Ну?
- Это горный хрусталь, пропитанный полным лунным светом. Это с горем пополам я бы сделала. Вульф мне нужен был, чтобы разбить его. Сделать это может только чистосердечный страх за искреннюю любовь. Кровь станет сильным заживляющим зельем и замкнет треугольник «Вера-Надежда-Любовь», а ты бы знал, как трудно сейчас найти чистое сердце! – жрица чуть ли не скулила, - А сыскать чистое сердце, наполненное чистой любовью – вообще невозможно!
Профессор рассмеялся:
- Ну, нашла. А теперь – дайте мне поработать.
Он выгнал волшебную парочку в коридор и остался наедине с девочкой. Это у них есть магия – знают они о ней или нет, - а что может простой смертный? Анестезия? ребёнок в таком забытьи, что и так ничего не почувствует. Да и на такую операцию никто не даст разрешения. Есть только собственные руки. Даже без ассистентов или хорошего освещения. Есть лунный свет, вздорная жрица да влюбленный оборотень. Похоже на безумие? Что ж, значит точно нужно попробовать – и именно ему.
Когда-то давно профессор был совсем маленьким мальчиком, жил в таборе и рос в повозке старой гадалки. Кто были его родители - он не знал и особо не спрашивал: по мнению мальчонки все в таборе были ему братьями, сёстрами, отцами и матерями. Он ещё бегал без штанов, в одной рубахе, а уже знал значения линий жизни, цену различных драгметаллов и курс валюты... а так же помогал гадалке собирать травы да делать народные лекарства, за что в итоге и получил свою кличку – Знахарь. Он рос, любопытный до всего, и вскоре понял, что табор не может насытить его знаниями. Цыганская жизнь больше не казалась ему такой прекрасной, как прежде, Знахарь стал пропадать вне табора подолгу: он приставал к интеллигентным старичкам, помогал в книжной лавке, с удовольствием слушал рассказы старушек. Но такого попрошайничества в знаниях ему было мало, и изо дня в день Знахарь становился все голоднее и злей, и однажды сбежал из табора, устроившись на вокзале чернорабочим. Жизнь эта тоже быстро надоедала, пусть на вокзале и было много разных людей, но всё же все они куда-то спешили и не оставались с мальчиком и на день. Наверное, Знахарь снова сбежал бы, если бы не один трагический, и вместе с тем счастливый случай: однажды подъезжающий поезд сошёл с рельс, и много людей пострадало – в первую очередь от осколков стёкол, железа и камня. Знахаря послали помогать одному хирургу, который несколько раз сетовал на то, что рук не хватает вытаскивать эти осколки. И тут мальчик предложил помощь, рассказав о своём воровском детстве. Действительно, что может быть замечательней чувствительных тонких пальцев ребёнка, который мог незаметно снять кольцо с распухшего пальца? Знахарь извлекал осколки ловко и безболезненно, искренне увлекаясь новым делом. Хирург оказался одиноким трудоголиком, и решился взять опекунство над мальчиком, а кличку сделал его фамилией. Знахарю было всего пятнадцать, и хирург два года вливал в своего воспитанника школьную программу, каждый день поражаясь памяти и сообразительности мальчика. После был институт, красный диплом, большие надежды... но Знахарь бросил научную деятельность, защитив диссертацию. Его опекун, старый хирург, так радовался за воспитанника, что умер от инфаркта прямо на защите. Умер счастливым, на руках у любимого ученика, своего наследника. Тогда Знахарь взялся за работу. Погрузился в неё с головой, никому не позволяя вытащить себя из неё, находя в больнице и дом, и семью...
И теперь Знахарь взялся за работу вновь.
Лунный свет оказался очень ярким, но таким прямым и чётким, что сложно было не запутаться в его резких тенях и движениях. Знахарь понимал, что резать сзади, по пути пули, было бессмысленно: ведь он не мог пройти весь путь, очевидно, лежавший и через сердце. Опасно было и идти с солнечного сплетения – кто знает, где именно пуля и не заденет ли скальпель аорту. Наиболее абсурдным бредом было вскрывать грудную клетку и доставать пулю кратчайшим путем, но кроме него путей не оставалось. Врач перекрестился и взялся за работу. «Я украду у тебя эту пулю, Любочка» - прошептал он. Часы пробили половину четвёртого.
Тонкие ловкие пальцы спорили с тенями, очки вызывающе блестели в сиянии гаснущей луны. Знахарь был осторожен, безмолвен и непреклонен. Часы пробили половину пятого.
Пуля блеснула так неожиданно, что хирург в первую долю секунды даже и не понял, что это за гиря в крохотной нежной груди Любы. Свинцовая личинка уютно устроилась между крепкой, даже не оцарапанной грудиной и тёплым, дышащим сердцем, развернувшись под девяносто градусов от положения, в котором ожидал увидеть её хирург. Как бы то ни было, вытащить её было намного проще, чем найти...
Вульф влетел в палату даже раньше, чем услышал удивленный крик очнувшейся девочки. Прямо за волком уже стояла жрица и, отшвырнув хирурга, стала отдавать команды волку и колдовать что-то над ребёнком. Знахарь даже не обиделся, он просто не мог понять, что произошло: девочка будто проснулась, как только он извлек пулю. Дернулась, наткнулась на скальпель... чем? Он не мог вспомнить. Что-то кричало над ухом... что-то знакомое... ах да, кукушка... пять утра. Сейчас рассвет... старый цыган почувствовал, что проваливается в какую-то тёплую, густую темноту.

**

- Профессор Знахарь, ну что же вы!
Старик открыл глаза и непонимающе посмотрел на растрепанного Пётра Анатольевича. Вокруг было светло и ясно, невесомая пыль купалась в тёплых солнечных лучах, а он, профессор, почему-то спал на стульях в коридоре. «Что же, приснилось всё мне?..» - подумал он и вопросительно посмотрел на молодого врача. Тот нервно передёрнул плечами и взялся помогать старику подниматься.
- Ну что же вы, профессор? Почему вы не разбудили меня? Стыд мне и позор! Неужели вы вместо меня дежурили и эту ночь? Как же так можно: вы, уважаемый профессор, и спите на стульях!.. Я немедленно пойду в обход!
Профессор пришёл в себя, но пока не мог понять, что из произошедшего прошлой ночью ему приснилось, а что нет.
- Хорошо, спасибо... Пётр Анатольевич, зайдите для начала к Любе, и скажите, как она...
Молодой врач кивнул и тут же направился к ближайшей палате.
- Надежда! Как у вас де... Молодой человек! Что вы делаете в палате для умирающих, выйдете немедленно, часы посещения... Профессор Знахарь! – он обернулся на подошедшего наставника, - Я, конечно же, рад тому, что вы наконец убрали отсюда собаку, но что это за посетители в такую рань?!
Профессор встретился глазами с усталым, но до непонимания благодарным взглядом. Медсестра впервые на его памяти сидела у окна и расчесывала волосы. Люба потянулась, сладко зевнула и позвала:
- Ву-у-ульф...
Молодой человек осторожно подошёл к недоумённо оглядывающейся девочке и присел рядом с кроватью. Медсестра незаметно оказалась около врачей и, облокотившись о плечо профессора, хитро протянула:
- Видите? Ей и ваш скальпель не страшен, когда Вульф рядом.
- И ты не прибедняйся, - улыбнулся Знахарь. Пётр Анатольевич решил дожидаться учителя в коридоре, даже не пытаясь понять произошедшего. «Объяснят» - понадеялся он.

[Линту]

Ваай...Красивый рассказ какой...
*под впечатлением*
Вуууульф...

[Священная]

Спасибо

[PinkiePie]

Рассказ супер. La Puerta Del Cielo и ночной ритуал... супер... *глубоко вздохнул* При чтении зацепился за одно предложение, не сразу понял что оно значит. Вроде местоимения не хватает.. Прерываться не хотелось а сейчас не найду. Попозже, сейчас не соберусь..

Рисунок тоже.. Класс. Хотел бы я посмотреть на процесс его рисования Покритиковать могу ток излишнюю резкость челки, выделяется. Дракон получился вообще шикарно.
Так в целом очень выразительно получилось. Даже слишком...

[Священная]

Челка? хм, и правда... а я и не заметила
Да, и как понять "слишком выразительно"?
С "Вульфом" что делать я не знаю... с одной стороны я понимаю, что рассказ нужно переписать, убрать кучу ляпов, "дополнить"... написав предысторию примерно того же размера, что и имеющийся текст... *Вздохнула* Но боюся я, что если на это все и будет время, то только если ночью

[Священная]

Рисовала под музыку. Планшет (спасибо Драккону )